однако Сегодня (5 ноября 2017г.) альбому “UnTrue” исполняется 10 лет
Автор: Саймон Рейнольдс
Перевод: Лёша Горбаш
Почему альбом Burial “UnTrue” остаётся главным электронным релизом 21 века
5 ноября альбому “UnTrue” исполняется 10 лет. По такому поводу мы перевели огромный материал Pitchfork, во всех деталях объясняющий, почему за 17 лет в электронной музыке не появилось релиза значимее.
110 Комментарии 127
Название этого альбома звучит как обвинение. Раньше слово “UnTrue” ("неверный") использовали для описания измены. Как правило, измены возлюбленного. Кроме того, это может быть просто утверждение о том, что нечто является ложью. Но также можно сказать, что “неправда” — неотъемлемая часть музыки в целом. Это слово передаёт непостоянство звука, свойство сна или миража. Как он дает нам представление о чем-то идеальном, но находящегося вне зоны досягаемости. Музыка способна быть местом, где мы прячемся от жестокости реального мира.
Burial редко даёт интервью. Он только однажды объяснил — и то, лишь частично — название своего второго альбома. “Как будто человек сам не свой”, — рассказал он австралийскому музыкальному критику Анвену Кроуфорду в 2007 году. “Он не в своей тарелке, что-то не так, в комнате возникла подозрительная атмосфера”.
Названия песен играют важную роль в электронной музыке — во многом потому, что такая музыка часто невербальна. Ёмкое название песни или альбома ведет слушателя по миру абстрактных чувств и эмоций, вызываемых музыкой. И Burial здесь — мастер названий. Некоторые достаточно прямолинейные и чёткие — “Dog Shelter” (“Собачий приют”), “In McDonalds” (“В “Макдональдсе”), другие загадочны — “Etched Headplate” (“Гравированная головная плата”) или поэтичны — “Shell of Light” (“Световой щит”). Но главная загадка из этого списка — его собственный псевдоним.
Имя Burial — дань уважения регги-корням дабстепа, жанра, с которым он призрачно связан. А также традициям ямайских саунд-систем — мобильных дискотек, зародившихся на Ямайке в середине 20 века и сильно повлиявших на становление британской рейв-культуры. Когда две саунд-системы сходились в музыкальной схватке, самый свой мощный трек они оставляли про запас для финала импровизированного баттла. Иногда его называли “burial tune” — то есть “похоронный трек”. Термин успешно мигрировал в рейв-лексикон. Главным хитом 1994 года — прорывного для джангла в UK — стала песня Leviticus “Burial”. Одна из важнейших песен раннего гэриджа называлась “Sound Bwoy Burial”. В этом лабиринте эха предков слышны отголоски целых десятилетий. От хулиганских пиратских радиостанций Лондона девяностых годов до звуков столицы Ямайки Кингстона из семидесятых. Burial вполне осознанно отдает всему этому дань уважения собственным псевдонимом.
Но его имя запускает и другой ассоциативный ряд, враз отсылающий к мрачной стороне пост-панка. Псевдоним Burial напоминает мне обложку альбома Joy Division “Closer”. Фотография, сделанная на итальянском кладбище, изображает мертвеца — это вполне может быть Христос, окружённый скорбящими. Обложку выбрал лично вокалист группы Иан Кёртис. Это случилось за пару месяцев до того, как он повесился в собственном доме. Как будто Кёртис уже знал, что покончит с собой и станет рок-мучеником.
Burial рассказывал, как проверял собственные треки, глубокой ночью катаясь на машине по южному Лондону, чтобы понять, есть ли в треке чувство “отчуждённости”, которое он так искал. Эти истории напомнили мне о рассказах продюсера Joy Division Мартина Хэннетта. Он делал похожие психо-географические вылазки в пост-индустриальные районы Манчестера в конце 70-х, слушая Public Image Ltd и Pere Ubru в своей машине. Хэннетта и Burial объединяет одержимость в использовании реверба и едва уловимых звуковых эффектов, которые они часто записывали буквально на улице, чтобы передать атмосферу какого-то жутковатого места.
Помимо схожих методов работы со звуком и общей атмосферы отчаяния, между Burial и Joy Division есть и другие параллели. Они появились из ниоткуда, выпустив удивительные дебютные альбомы. Их звук был откровением. Он не слушался — он смотрелся, словно бы уводя ваш слух куда-то вдаль, как хорошая картина. И Burial, и Joy Division выпустили безупречные вторые альбомы, которые довели до совершенства идеи первых работ. Ни Burial, ни Joy Division не выпустили третьего студийного альбома. Хотя в случае с первым такая вероятность (пусть и призрачная) ещё остается.
Связь с пост-панком помогает объяснить, почему Burial — дабстеп-артист, которого слушают люди, не следящие ни за дабстепом, ни вообще за танцевальной сценой. Его альбомы оценили слушатели, обычно предпочитающие электронике группы The Cure (чьё раннее творчество любит сам Burial) или Radiohead. Кажется логичным поместить Burial в категорию, цитируя Иана Кёртиса, “молодых людей, несущих тяжелое бремя” (цитата из песни Joy Division "Decades"). В музыке Burial легко увидеть ещё одного “потерянного мальчика” с грустными глазами, который оставлял “какие-то сигналы” и сейчас “стал легендой”, цитируя трибьют-песню группы The Durutti Column покойному Кёртису, которая так и называлась — "Потерянный мальчик", “The Missing Boy”.
То, как люди реагируют на музыку Burial, нельзя сравнить ни с одним другим артистом в танцевальной музыке — он отличается даже от возведенного в культ Aphex Twin. Фанаты Burial скорее похожи на поклонников альт-рока в своих высказываниях в духе “его музыка спасла мне жизнь”. Музыка Burial глубоко тронула людей, открыла им мир сложных эмоций, причинила им боль — но боль бесценную.
Помимо традиций, перекочевавших в рейв ямайских саундсистем и пост-панка, есть и третье ответвление современной музыки, близкое Burial. Хонтология. В первую очередь, это британский поджанр электроники, одержимый идеями стирающихся прямо у тебя на глазах воспоминаний и потерянного будущего. У Burial это проявляется в его любви к жутковатой атмосфере, неуютным звуковым эффектам, шипению и потрескиванию винила. Всё это — фирменные черты важных для понимания хонтологии артистов вроде The Caretaker, выпустившего целый ряд туманных, мечтательно-грустных релизов за два десятка лет.
Даже то, как Burial говорит о своей музыке, совпадает с идеями британского лейбла Ghost Box, ставшего домом для целого круга представителей этого жанра, таких, как The Focus Group и Belbury Poly. Небольшое количество интервью Burial к выходу “UnTrue” было наполнено отсылками к таинственным сущностям, едва уловимым звукам. Моментам, когда ты смотришь в лицо другу или члену семьи — и видишь там что-то чужое. Burial с восторгом рассказывал о детской любви к историям о призраках, написанным М. Р. Джеймсом — писателем-оккультистом, ставшим одной из ключевых фигур британской хонтологии.
В интервью покойному британскому критику Марку Фишеру Burial говорил о жутких прозрениях, которые приходили к нему во время ночных прогулок по пустынным районам Лондона: “Иногда ты чувствуешь, будто твоего сердца коснулся призрак, будто бы кто-то гуляет вместе с тобой”. Названия песен вроде “Archangel” (“Архангел”) и “Feral Witchchild” (“Одичавший ребёнок ведьмы”) намекают на его набожность или как минимум на веру в существование сверхъестественных измерений, которые просачиваются в нашу реальность в форме видений или неуютных ощущений.
Поклонник Burial с его первых релизов, Фишер предлагал достаточно убедительную интерпретацию его творчества. Сперва в собственном блоге Kpunk, а позже и в журнале The Wire он описывал дебютный одноименный альбом Burial как “элегию временного хардкор-континуума”: затуманенный памятник британской субкультуре пиратских радиостанций и рейвов на заброшенных складах, которые слились в единое целое в конце 80-х, а затем прошли сквозь мутацию 90-х через джангл и тустэп-гэридж, чтобы уже отголосками войти в 21 век своими ответвлениями в лице грайма и дабстепа.
Фишер так описывал свои ощущения от альбома “Burial”: “Будто я вошёл в заброшенное пространство, где когда-то проходили рейвы, но сейчас оно опять вернулось к состоянию безжизненности и запущенности. Приглушённые звуки кажутся мне призраками рейвов прошлого”.
Догадка о том, что дебютный релиз Burial был не столько альбомом современной танцевальной музыки, сколько историей о былом расцвете британской клубной сцены, раскрывается в самих песнях. Например, “Gutted” (“Опустошенный”). Там Burial сэмплирует фильм Джима Джармуша “Пёс-призрак: Путь самурая” 1999 года. Голос Фореста Уиттакера бормочет: “Я и он, мы из разных, древних племён. Сейчас они оба почти вымерли. Иногда нужно придерживаться древних путей, путей старой школы”.
Финальный трек “UnTrue” — “Raver” (“Рейвер”) — возвращается к этой идее через вокальные вставки с голосом, говорящим "dream life" ("жизнь-мечта") и давно ушедшем мире, где всё было “easy”, "просто". Во время расцвета рейвов начала 90-х множество песен имели в своем названии слово “мечта”. Часто это имело свой подтекст, предполагающий, что в глубине души все участники рейв-движения знали, что всё вокруг них — всего лишь сон, мечта. Что утопия, построенная на химических веществах может быть лишь недолгой и ненастоящей. Это в свою очередь предлагает ещё одну интерпретацию значения слова “unTrue”. Рейв как мечта, которая умерла. Или хуже того. Мечта, которая обманула. В самом деле, фразу “dream life” ("жизнь-мечта"), звучащую в “Raver”, можно услышать как “dream-lie” ("мечта-ложь").
Продолжение: the-flow.ru/features/unTrue-pitchfork
#Hyperdub #Burial #HDBLP002 #UnTrue
